Элиседа бои никогда не прельщали: с самого раннего детства он предпочитал воздействовать словом. Убеждал, заставлял, порой шёл на компромиссы — что угодно, лишь бы только не сводить всё к такому грубому решению, как драка. Однако необходимость навыков ведения битвы в жизни защитника он отрицать никак не мог, потому был вынужден мало того, что оставаться в форме, так ещё и мелкозубов этому учить. «Грубое время, грубые нравы», — порой вздыхал кот, в очередной раз наблюдая неудачи или, наоборот, успехи бывших котят на поприще сражений.

Вот и теперь он издали, сидя в кустах, будто на охоте, наблюдал за Терновником, неумело терзающим листок с плотно закрытыми глазами. Листок-то, по сути, ему ничего не сделал, и на противника походил весьма отдалённо, но и такой мишени мелкозубу хватало с головой. Окончательно Сед убедился в этом, когда ученик попытался наладить координацию движений с закрытыми глазами — от его попыток удержать равновесие в прыжке становилось дурно даже наблюдателю. Похоже, где-то Элисед упустил момент, когда должен был посвятить своего лучшего ученика в такое, на самом-то деле, нехитрое дело, как бой вслепую. Ну, или хотя бы передвижение. Непростительное упущение в такие смутные времена.

— Похоже, с одиночной тренировкой у тебя совсем не ладится, — без приветствия заговорил защитник, покидая своё укрытие. — Помочь?

— Что, не рад наставнику? — задал вопрос Сед, бывший скорее риторическим,  заметив раздражение Терновника. При всём при этом вызвано оно было, судя по всему, не неудачами во время тренировки, хотя следовало бы, а появлением наблюдателя. — Хочешь теперь посмеяться над чужой неуклюжестью? Что ж, вынужден разочаровать. Да, я действительно крупнее, но и опыта у меня больше.

Он отошёл на несколько шагов в сторону, чтобы уж точно не наткнуться в процессе на мелкозуба, и, чуть подумав, добавил:

— Плавность и грация, Терновник, плавность и грация!

Ага, молодёжь на место поставил. И что собрался делать теперь, умник? По долгу защитника ситуации, когда приходится опираться лишь на слух, обоняние и чувство равновесия, встречаются весьма редко, а последний раз тренировался вслепую кот более чем давно. Собственное высокомерие твердило, что опасаться нечего, мол, глаза — каков каламбур! — бояться, а лапы делают; здравый смысл же рождал в голове далеко не радостные мысли: «А что, если и вправду не смогу? Опозориться только перед этим язвой не хватало».

Элисед плотно зажмурился и только потом расслабил лицевые мышцы, оставляя глаза закрытыми. Для кошек привычно опираться на зрение, даже ночью, потому темнота вызывала некоторый дискомфорт. Шаг влево, шаг вправо — и он уже чувствовал себя увереннее, хоть сколь-нибудь ориентируясь в пространстве (ну, или, по крайней мере, ему так казалось). Прислушавшись к тихому шелестению листвы и травы, он попытался мысленно воссоздать место, в котором они с Терновником находились. Получалось неохотно, со скрежетом, да и картина была вся в белых пятнах, но это было определённо лучше движений наугад. Проблема заключалась не в плохой зрительной памяти, а в чрезмерной расслабленности Элиседа перед тренировкой. Кто же знал, что придётся внезапно доказывать свои умения? Вот он — точно нет.

Щекочущие прикосновения перьев-украшений отвлекали, нарушали концентрацию. Тем лучше! Ещё один вызов, ещё одно проявление мастерства, хоть и куда менее явное, чем другие. Вероятно, оно даже не будет замечено совсем ещё молодым учеником, совсем ещё зелёным, слишком неопытным, чтобы оценить. Сколько таких, зелёных и неопытных, он уже воспитал? Скольких превратил из жалких котят в таких же отличных защитников, как он сам? Не так много, на самом деле, но и сам Сед был ещё довольно молод. Уместнее был бы вопрос «скольких ещё ему предстояло воспитать?».

Пару раз для пущей уверенности подпрыгнув, Паук за неимением лучших идей начал расхаживать из стороны в сторону, пытаясь при этом ещё и вести с Терновником, которого он не видел, — что, на самом деле, жутко раздражало и нервировало — диалог:

— Похоже, твоя попытка осрамить меня провалилась. Не обидно ли? Чувствую, обидно.

Он подозревал, что мелкозуб так просто сдаваться не собирался и определённо готовил какую-нибудь проделку. Возникало острое желание хотя бы краем глаза подсмотреть, где сейчас находился ученик, чтобы успокоиться и без страха за собственное здоровье — чёрт эту молодёжь знает! — продолжить то ли тренировку, то ли сеанс хвастовства, но это определённо было против поставленных правил. «Никогда не любил правила», — оставалось лишь вздыхать про себя.